тел. (495) 728 - 3241; info@troek.net

Лекция 3. Борьба идей в русской политологии XVII века.
Начатое при Иване Грозном «возрождение Руси» (Фе­офан Прокопович) держалось исключительно на его «ти­ранстве» и, естественно, не могло быть долговечным. Пос­ле смерти царя все скоро сызнова вернулось в прежнее состояние. Осложнению ситуации способствовало и пре­сечение царской династии: два сына Ивана Грозного - Иван и Дмитрий - трагически погибли еще при жизни отца, а третий сын Федор не оставил потомства. Начался период Смуты и самозванства, затянувшийся более чем на два десятилетия. В 1613 г. созывается Земской собор, на кото­ром совершается избрание на царство Михаила Федорови­ча Романова, ставшего родоначальником новой династии.

Трехсотлетняя история династии Романовых, в контек­сте развития политической идеологии, распадается на два периода. Первый охватывает время от царя Алексея Ми- хайловича до императора Александра I, когда сама власть выступает органом прогресса, и с ней сопрягает свои судь­бы новообразованное ученое сословие - интеллигенция. Ос­трота борьбы идей этого периода отмечена противостояни­ем традиционного православного консерватизма и зарож­дающегося либерализма.

Проблемы, обсуждавшиеся на этом этапе, переходят и в следующий период. Время от Николая I до Николая II - почти целое столетие! - характеризуется стремительным размежеванием общественных сил, отпадением интеллиген­ции от власти. Отныне она берет в собственные руки ини­циативу «освободительного движения», выражая все оттенки и разновидности политической идеологии. Борьба партий и направлений окрасила политическую атмосферу России XIX - начала XX в. Победа оказалась на стороне русского марксизма, или большевизма, и это обусловило сущность советского периода русской истории.

1. Реформы царя Алексея Михайловича и церковный раскол. Итак, после смерти Ивана Грозного, как было ска­зано, на Руси снова проросли удельные тенденции, и цер­ковь, в обстановке начинавшейся Смуты, добилась учреж­дения патриаршества (1589). Пришедшей на смену Рюри­ковичей династии Романовых предстояло заново решать старые проблемы. Между тем новый царь Михаил Федоро­вич с самого начала был связан «ограничительной запи­сью», по которой он «без боярского совету не мог делать ничего». Со своей стороны и церковь добивалась возвыше­ния над царством. Это облегчалось тем, что патриарх Фи­ларет был родным отцом Михаила Федоровича. По словам одной летописи, он «не только слово Божие исправлял, но и земскими делами правил». Благо, сын его не отличался ни талантами, ни здоровьем - «скорбел ножками»! От него привычку к полновластию переняли и другие патриархи, в том числе и наиболее знаменитый из них Никон.

Все это и начал решительно пресекать царь Алексей Михайлович, прозванный современниками Тишайшим. В изданном им Уложении 1649 г. отменяется всякий другой суд, кроме суда государева. По нему теперь предстояло «су­дить бояром, и окольничим, и думным люд ем, и дьяком, и всяким приказным людем, и судьям, и всякая расправа делать всем людем Московского государьства от болынаго и до менынаго чину въправду». Государеву же суду под­лежали и церковнослужители: за «бесчестье», нанесенное патриарху, «по суду и по сыску» полагались батоги, дру­гим духовным чинам - либо трехдневная отсидка в тюрь­ме, либо денежные штрафы. Таким образом, упразднялось особое церковное право - «Божий суд», существовавший на Руси с древнекиевских времен.

Вслед за этим последовали непосредственно церковные реформы. Их проведение Тишайший поручает своему став­леннику - патриарху Никону. Политической подоплекой этих реформ стал вопрос о присоединении Украины к Рос­сии. Однако выявилось, что препятствием служат обрядово-вероисповедные различия. В то время как западнорус­ское православие, находившееся под юрисдикцией константинополького патриарха, придерживалось «греческой» ори­ентации, Московская Русь исповедовала собственное «пра­воверие», сложившееся после обретения церковной неза­висимости от Византии (1448). Так, московиты крестились двумя перстами вместо трех, Сына Божия надписывали именем Исус, поясным поклонам предпочитали коленные, аллилуйю пели сугубую, а не трегубую и т.д. Украинская сторона потребовала привести все это в соответствие с гре­ческим оригиналом, поставив в зависимость от «восстанов­ления истинной веры» переход «под высокую руку» мос­ковского государя. Алексею Михайловичу не оставалось ни­чего другого, как согласиться с выдвинутыми условиями и приняться за исправление «древлеотеческих преданий».

Действия власти вызвали открытое недовольство не толь­ко в церковной среде, но и в массах закабаленного кресть­янства. Связывая церковные преобразования с системой крепостничества, закрепленной Уложением 1649 г., они толпами снимались с насиженных мест и уходили в глу­хие леса Севера и Зауралья. Год от года возрастал психоз массовых самосожжений. В огне нередко гибли сотнями и тысячами. Сила стала против силы, изматывая и озлобляя друг друга. Русское общество надолго погрязло в глубоком и трагическом расколе.

Глава «ревнителей правой веры» протопоп Аввакум (1621-1682) обвинял Алексея Михайловича в кощунствен­ном похищении духовной власти, сравнивая его церков­ную реформу с насильственным введением язычества при Царе Манассии. «В коих правилах, - вопрошает он, - писано царю церковью владеть, и догматы изменять, и святая кадить? Только ему подобает смотреть и оборонять от волн, губящих ея, а не учить, как вера держать и как персты слагать. Се бо не царево дело, но православных архиереов и истинных пастырей...». Аввакум превращает вопрос о троеперстии в целую политическую философию: «...Всяк бо крестяйся тремя персты, кланяется первому зверю, па-пежу, и второму - русскому, творят их волю, а не Божию, или рещи, кланяяся жертвует душею тайно антихристу и самому дияволу. В ней же бо щепоти тайна тайнам сокро­венная: змий, зверь, лжепророк, сиречь змий диявол, а зверь царь лукавой, яко бо пророк папеж римской, и по нем па­тер русский и протчии подобии им». Идеолог старообряд­чества подходит к церковным преобразованиям («догматному пременению») эсхатологически, видя в них знамение конца света.

Особенно ярко религиозно-политическая сущность ста­рообрядчества выразилась в учении дьякона Федора, ду­ховного сына протопопа Аввакума, сожженного вместе с ним в пустозерском срубе. Его сознание воспалялось убеж­дением, что «время страдания приспе» и антихрист уже царствует в мире. «Во время се, - наставлял он братию, - ни царя, ни святителя. Един бысть православный царь на земли остался, да и того, не внимающаго себе, западнии еретици... угасили... и свели во тьму многия прелести». Дьякон Федор призывает всячески сопротивляться против никоновых нововведений и ни в чем не повиноваться царс­ким повелениям. Таким образом, старообрядчество отверг­ло представление о Москве как третьем Риме, перенеся идею святости и спасения на собственное движение.

Недолго оставался союзником царя Алексея Михайло­вича и патриарх Никон (1605-1681). Его амбиции отнюдь не удовлетворялись назначенной ему ролью простого со­крушителя «древлеотеческих преданий»; он в душе совер­шенно определенно вынашивал идею «частного, националь­ного папизма», ставя священство выше царства. Ему было непереносимо видеть умаление духовной власти, и он, побуждаемый надеждой на сочувствие «собинного друга», са­мовольно оставляет святительскую кафедру и удаляется в монастырь. Но царь словно этого только и ждал: обратного приглашения не последовало. Более того, теперь само по­ставление духовных лиц совершается «повелением госуда­ря царя». Никону оставалось лишь протестовать из своего монастырского уединения: «... Всем архиерейским рука твоя обладает - и судом, и достоянием, страшно молить, обаче терпеть не возможно, еже нами слышится, яко по твоему указу и владык посвящают, и архимандрит, и игуменов, и попов поставляют и в ставилных грамотах пишут равночестна и Святому Духу, аще по благодати Святаго Духа и по указу великого государя. Не доволен Святый Дух посвятити... без твоего указу...».

Но царя мало заботили подобные обвинения: его поли­тика не предусматривала самостоятельности церкви. Сме­нилось и само окружение московского государя: вместо прежних «ревнителей благочестия» он приблизил к себе ученых мужей, таких как Артамон Матвеев, Федор Рти­щев, Арсений Суханов. Все они были приверженцами об­разованности и просвещения, слыли покровителями наук и художеств.

2. Теория мудрого правителя: Симеон Полоцкий (1629-1680). В политическом обиходе укореняется тео­рия мудрого правителя, заимствованная из западноев­ропейских источников. Ее проводниками становятся при­шлые книжники - ученый монах из Белоруссии Симеон Полоцкий и хорват-славянофил Юрий Крижанич, оба при­бывшие в Москву по приглашению царя Алексея Михай­ловича, но по-разному устроившие свои судьбы на новой родине. Первый достигает высших почестей и удостаива­ется звания воспитателя царских детей, второй по подо­зрению в прокатолической деятельности ссылается вско­ре в Тобольск, где и пребывает в пятнадцатилетнем зак­лючении. Впоследствии он обратно возвращается в Рим и принимает там постриг в одном из доминиканских мо­настырей. Из сочинений Симеона наиболее известны «Вертоград многоцветный» и «Рифмологион», Крижанича - «Политика», или, по другому названию, «Разговоры об владательству».

Все творчество Симеона пронизано жаждой познания и истины. В соответствии с духом своего времени он на первое место ставит изучение Священного писания, под­черкивая его нравственно обновляющую сущность. Вмес­те с тем, с его точки зрения, для всякого человека необхо­димы «свободные» науки, наставляющие в житейских делах. Лишь в единстве с ними вера способна привести к мудрости.

Мудрость добродетельна; мудрый человек всегда «ко правым делом... строится», его цель - «правость», общее благо. Симеон осуждает тех, кто, «мудрость имеяй», скры­вают ее от других, «утаяют». Это самое большое преступ­ление. От всякого человека он требует «научения», «слова послушания», т.е. приобщения к образованности, грамоте. Невежество плодит только зло, и люди невежественные подобны безобразным слонам и горбатым верблюдам, кото­рые, прежде чем начать пить воду, стараются «первее нога-му ону возмутити», дабы не видеть в ней отражения своего «нелепия». Так и невежды «препинати слова обыкоша и книг не читати», страшась обличения своей «злобы».

Но книга учит не только благородству и мудрости; она открывает глаза на мир, делает осмысленным само суще­ствование. Просвещенный человек становится «граждани­ном», т.е. сознает свое отношение к государству, различает добродетельного царя от тирана:

Кто есть царь и кто тиран, хощеши ли знати,

Аристотеля книги потщися читати.

Он разнствие обою сие полагает:

Царь подданным прибытков ищет и желает;

Тиран паки прижитки всяко ищет себе,

о гражданской нимало печали потребе.

Собственно в «Вертограде многоцветном» большее внимание уделяется теме власти. Симеон Полоцкий создает образ идеального правителя, складывая его из черт как христианских, так и языческих правителей («добродетели суть и во поганех»). Главное достоинство царя - попечение о подданных, любовь к ним. Таков библейский царь Давид, просивший Бога казнить за грехи не народ, а его одного:

Оле любве царския! Сам хощет умрети,

аки отец ли мати за любыя дети.

Таков и римлянин Октавиан, который любил беседо­вать с простыми людьми и сказал своим советникам: хочу быть царем, какого желал бы себе сам, если бы был одним из этих малых. Автор восхваляет поступок Александра Македонского, спасшего замерзающего воина, усадив его на собственный трон; Траян, разорвав царское одеяние, отдает его на повязки раненым; Тит считает погубленным день, в который он не сотворил никому добра. Но царь об­личает и недостатки подданных: Филипп наказывает вра­ча Минекрита, возомнившего себя богом Дием, «яко иску­сен бяше недуги целити». Он во время пира усаживает его на высокое место и велит возжечь перед ним кадило, а явств не подавать, так как боги в них не нуждаются. Сурово рас­правляется Камбиз, царь персидский, с неправедным судь­ей: с него сдирают кожу и покрывают ею «седалище судеб­ное» в назидание остальным, - «Оле отмщения! Люта зело и страшна правды учения». А царь Селевкий «народство ваше» закон, дозволявший ослеплять прелюбодея. Но «врачество» закона - в его исполнении; если же «законы в кни­гах всуе пол ожени», пользы от них не будет никакой, как и от лекарств, лежащих без употребления.

Чем добродетельней монарх, тем лучше и «покойней» в обществе, ибо подданные во всем копируют деяния своего правителя:

Обычай бо есть в людех царя подражати, еже ему любезно, всем то возлюбляти.

Благо убо есть царству, егда благи нрави

царствуяи восприемлет, ради всех неправы.

Царь свят мудростью и правдой, а «через святость царя и людие святи», - афористически заключает свои размыш­ления о власти Симеон Полоцкий.

Как видно, автор «Вертограда многоцветного» примы­кает к той линии русской политической философии, кото­рая представлена раннедворянскими идеологами XVI в. -Карповым и Пересветовым. Подобно им, он также высту­пает за правовое ограничение самодержавной власти, со­здание системы просвещенной монархии.

3. Наука политики: Юрий Крижанич (ок. 1617-1683). Идеал мудрого правителя разрабатывает и Крижанич. Ис­точником его политических воззрений послужили сочине­ния многих западноевропейских мыслителей - Филиппа де Комина, Паоло Парути, Юста Липсия и др. О них он сам упоминает в предисловии к своему трактату. В нем три части: одна называется «О благе», другая - «О силе», тре­тья - «О мудрости». Их объединяет общее стремление к возвышению России как главного центра и оплота мирово­го славянства.

Крижанич мечтает видеть русский народ «самым про­славленным» среди других народов. Этим определяется ключевая сентенция мыслителя о долге и обязанностях монарха: «Честь, слава, долг и обязанность короля - сде­лать свой народ счастливым. Ведь не королевства для коро­лей, а короли для королевств созданы». Поэтому для бла­га страны правители должны заботиться о развитии земле­делия, ремесел, торговли. Сила же государства держится на справедливых законах. «Крутое правление, - пишет Крижанич, - причина того, что Русь редко населена и ма­лолюдна. Могло бы на Руси жить вдвое больше людей, чем их живет сейчас, если бы правление было помягче». По­мочь этому может лишь просвещение. Правители должны обладать не только «знанием наиважнейших и наивысших вещей», каковы суть философия, математика, механика, но и политики, или «королевской мудрости» - науки об управлении народом. Ибо во всяком государстве, как и в человеческом теле, все функции распределены между его частями: «Сила - у воинов, богатство - у торговцев, а госу­дарственная мудрость пребывает более всего у короля и у его советников». Отсутствие политической мудрости де­лает правителя тираном, «людодерцем». Тиран устанавли­вает в своем царстве жестокие законы и мучает людей до смерти.

В подтверждение своих мыслей Крижанич ссылается на пример Ивана Грозного: «...царь этот был не только жадным и беспощадным людодерцем, но и лютым, безбож­ным, жестоким мясником, кровопийцей и мучителем». Таким именно изображается московский самодержец в западноевропейской историографии того времени. За это он понес страшное наказание: по Божьему повелению «цар­ство было отнято от рода царя Ивана, и самого рода этого не стало». В то же время благочестивых и мудрых пра­вителей, замечает Крижанич, явно намекая на царя Алек­сея Михайловича, «Бог обычно жалует множеством на­следников, так что престол переходит к их детям и к де­тям детей их, и... слава отца не меркнет и при недостой­ных потомках». Философией «людодерства» представ­ляется ему макиавеллизм, который он называет создани­ем сына дьявола.

Две максимы скрепляют политическую мудрость: «По­знай самого себя» и «Не верь чужестранцам». Самопозна­ние у Крижанича служит этносоциологическим принци­пом; в него от вкладывает идею познания «природы, нрава и состояния» народа, пределов и богатства государства. В славянском характере Крижанича прежде всего огорчает «ксеномания» - любовь ко всему чужому, иностранному. «Эта смертоносная чума, - пишет он, - заразила весь наш народ. Ведь не счесть убытков и позора, которые весь наш народ (до Дуная и за Дунаем) терпит из-за чужебесия». Причину этого он усматривает в невежестве, враждебном отношении к науке. Беря в пример Русь, Крижанич сокрушается: «Главный довод врагов науки в том, что учение приносит с собой ересь. Но разве на Руси поднялся раскол не от глупых, безграмотных мужиков и не от глупых при­чин?». Без просвещения, без знаний славяне так и оста­нутся в зависимости от чужестранцев. По поводу их заси-лия на Руси ученый-хорват восклицает: «... а на Руси что делается! Инородные торговцы везде держат товарные скла­ды и откупы и всякие промыслы: вольно им ходить по на­шей земле и покупать наши товары дешевою ценой, а нам привозить дорогою и бесполезные... Иные обольщают нас суетными именами академий и высших училищ, степеня­ми докторов и магистров, но все это пустяки; земля попол­няется множеством бездельных писак и книжников. Луч­ше было бы им в молодости учиться полезным и потреб­ным для народа ремеслам...». Таким образом, для Крижанича политическая мудрость сводится к национальному самоопределению, основанному на развитии промышлен­ности и просвещения.

Отсюда понятным становится его критическое отноше­ние к системе крепостничества. Крижанич считает недопу­стимым, что труд в России закрепощен и крестьяне не мо­гут свободно распоряжаться принадлежащим им имуще­ством. Государство, на его взгляд, должно всячески забо­титься «о процветании народа, и прежде всего, чтобы все жили безопасно и, как подобает свободному гражданину, пользовались и наслаждались своим имуществом». Одна­ко здесь он не до конца последователен и допускает «ка­бальное рабство» и рабство «дворовых людей». Поясняя, что это - «за деньги купленные рабы», Крижанич сводит вопрос к добровольной самопродаже, оправдывая последнее ссылкой на философский принцип свободы воли.

Наконец, содержание политической мудрости включа­ет выбор «наилучшей» формы правления. Крижанич под­робно рассматривает «самоеладство» - монархию, «боярс­кое правление» - аристократию и «общевладство» - де­мократию. По его мнению, демократия ведет к анархии, ибо там каждый стремится стать государем. Аристократия возвышает только немногих, что уже само по себе является несправедливостью. Поэтому Крижанич высказывается за «самовладство», полагая, что хотя монархия и может пре­вратиться в тиранию, однако это легче исправить, чем дру­гие системы: «для этого не надо ничего, кроме желания одного человека». Кроме того, при самовладстве, на его взгляд, лучше соблюдается всеобщая справедливость, а стало быть, покой и согласие в народе.

Однако существование самовладства обусловливается поддержанием ее основополагающих «твердынь», каковы суть: а) православная вера, б) «покорное повиновение под­данных королям», в) «занятость людей всех сословий и запрещение праздности и безделия», г) «закрытие рубежей» и запрет на выезд подданным в другие страны и д) целост­ность и неделимость государства.

После смерти короля все деяния его «должны быть рас­смотрены и оценены народным сеймом, и сейм должен про­сить нового короля исправить те законы, которые оказа­лись бы противоречащими народному благу». И сделать это надо прежде, чем король примет присягу, ибо после королевской присяги утверждается самовладство и все стро­ится на повиновении и контроле. Таким образом, монар­хия оказывается закрытой политической системой, ограж­дающей народ от «чужебесия» и ересей - духовных и поли­тических. Теория Крижанича во многих отношениях пред­варяет позднейшую «офирскую» утопию М.М.Щербатова.

Анализ русской политической мысли второй половины XVII в. дает все основания для вывода о том, что проблема власти и государства выходит на уровень секуляризован­ного сознания, решительно освобождаясь от реликтов пре­жнего византинизма. Совершается переход от идеи царства как богохранимой державы к идее имперства как служе­ния обществу, попечения о благе и пользе народа. Своей полноты этот процесс достигает в эпоху петровских преоб­разований.

Оглавление

* ЗАКАЗАТЬ АВТОРСКИЙ РЕФЕРАТ, КУРСОВУЮ ИЛИ ДИПЛОМ*

тел. (495) 728 - 3241; info@troek.net

ЗАКАЗАТЬ РЕФЕРАТ

ЗАКАЗАТЬ КУРСОВУЮ

ЗАКАЗАТЬ ДИПЛОМ

Новости образования

Все о ЕГЭ

Учебная литература on-line

Статьи о рефератах

Образовательный софт